написать нам письмо сделать страничку домашней

Россия: Чукотка. Читать главу:
  • История земельных отношений в России
  • Россия после отмены крепостного права
  • Земельный вопрос на Чукотке
  • Колонизация и деколонизация
  • Этнические проблемы Чукотки
  • © OCR - А.В. Беликович, 2004. Воспроизводится по тексту: Беликович А.В. Арктика: земля и люди. Анализ национальной земельной политики северных федераций. Магадан: СВНЦ ДВО РАН, 1995. 128 с. (Труды НИЦ "Чукотка"; Вып. 3) Номера страниц указаны в квадратных скобках шрифтом малинового цвета.

    Колонизация и деколонизация

    Процесс колонизации есть государственное освоение территории путем переселения коренного населения метрополии и вовлечения в государственное производство местных экосистем [41]. Когда говорят о колониальной политике современных северных стран, то часто в ряду этих держав Россию ставят на особое место. Л. Н. Гумилев [10] считал, например, что Россия вообще никогда не была империей западноевропейского типа, так как главной чертой метрополии являются повышенное благосостояние населения и жизнь за счет колониальных инвестиций, а в России якобы этого нет. [94]

    Однако тут стоило бы поспорить со Львом Николаевичем, не увидевшим особого разрыва в благосостоянии разных частей нашей страны. Да, действительно, народ и в центре России, и на Севере жил приблизительно одинаково, но это не означает, что не существовало такой метрополии, как Москва, или просто "город" в сравнении с "деревней".

    Окраины России всегда жили только как сырьевые придатки индустриального центра, и по всем международным меркам это были колонии и полуколонии с неразвитой социальной инфраструктурой и жизнью на дотации. Лишь социалистическое перераспределение более или менее уравнивало их жителей с населением центральных районов. Социализм и менталитет уравниловки среди множества прочих иллюзий породили и иллюзию отсутствия в нашем государстве отношений "метрополия - колония", хотя государство всегда однонаправленно и принудительно развивало в регионах комплекс одной индустрии.

    Рис. 45. Уэлен [13] - самый восточный поселок России, обладающий всеми типичными чертами советских поселений. В 1955 г. в поселке было всего два деревянных домика, к 1965 г. здесь построены свыше 120 домов, больница, школа, клуб, столовая. Затем были возведены двухэтажные жилые дома, двухэтажные школа, интернат и косторезная мастерская.

    Ранняя колонизация Чукотки привела к образованию очень своеобразных социумов ранних этапов заселения: они отличаются большой степенью смешанности с местными народами и нацеленностью на традиционное использование дикой природы с частичным сельскохозяйственным освоением территории. Русские крестьяне и казаки, переселяясь в Сибирь, создали здесь ряд оригинальных вариантов русской культурной традиции, не покидая при этом привычного для них пойменно-лугового ландшафта таежной зоны. Этнос "русские" фактически образовывал симбиоз с коровой [10], прежде всего используя ее как источник органического удобрения, необходимого для малоплодородных подзолистых почв. Поэтому русские всегда были привязаны к пойменным лугам и лесам - кормным стациям коровы. Симбиоз с животным роднит этнос русских с северными кочевыми этносами, живущими за счет оленя, поэтому психологически тип хозяйствования русских был довольно понятен и близок северным оленеводам. Привязанность к поймам таежной зоны (сенокосы, огороды, поля) препятствовала проникновению русской земледельческой культуры в лесотундру и тундру. В настоящее время социумы первых этапов заселения некоторыми исследователями относятся даже к другим народам - чалдонам, карымам, русскоустьинцам, чуванцам и другим группам старожильческого населения [11]*.

    * См. также: Богословская Л.С. Принципы традиционного природопользования коренного и старожильческого населения Севера: Докл. на междунар. конф. "Экологическая безопасность районов России и рыночные отношения". Сент. 1993 г. // Архив РосНИИ культуры и природного наследия. 7 с.

    Закрепление русскоязычного коренного чукотского населения и развитие национальных традиций ведения северного земледелия способствовали устойчивости новых смешанных социоэкосистем. Жизнь этого населения за счет натурального хозяйства, своих подворий и эксплуатации биологических ресурсов Севера сделала его во многом независимым от государственных политических и экономических кризисов, а также по социально-психологическим интересам вплотную приблизила к местному коренному населению. С большой долей уверенности мы можем считать процесс колонизации в этих социумах законченным. Однако глобальный [95] экономический кризис опосредованно затронул и эту часть населения Чукотки, что вызывает его отток в более благоприятные для сельского хозяйства районы.

    Суровость эколого-климатических условий вызвала распространение этого типа социоэкосистем лишь по долинам крупных рек во внутренних районах Чукотки (прежде всего речь идет о бассейнах рек Колыма и Анадырь). Однако следует заметить, что эти социоэкосистемы не в полной мере используют эколого-биологический потенциал Чукотки как территории. Большие площади благоприятных для земледелия земель в силу исторических факторов оказались незаполненными (среднее и верхнее течение реки Великой, среднее течение реки Хатырки), сильно недоиспользуются системы рек Майн, Омолон и их притоков. Это позволяет утверждать значительно больший потенциал развития данного типа социоэкосистем на Чукотке, чем это обычно считалось.

    Главный этап колонизации Чукотки пришелся на советский период, когда сформировались крайне несбалансированные социумы. Причем эти социумы, так же как и в первом случае, формировались частично и за счет коренного населения, затронув его в гораздо большей степени, чем ранняя, "земледельческая" колонизация. Благодаря широкомасштабной и интенсивной колонизации был создан новый тип социоструктуры, направленный на поддержание главного вида индустрии - горнодобывающей промышленности.

    Зависимость от индустриально-добывающего монстра определяет социально-психологическую общность людей (как пришлых, привлеченных сюда метрополией системой льгот, так и коренных, получающих от новой инфраструктуры материальные блага). В отличие от социумов, зависящих от разнообразия природы и гармонии с ней, индустриально-добывающий тип социума сориентирован на политику временности, на сильное отчуждение от особенностей территории (социум психологически живет как бы [96] вне природной территории); главной задачей этого социума становится создание финансового трамплина для возвращения его членов спустя 10-15 лет в метрополию. Как пишет В. В. Сухомлинова, такая "социально-экономическая система приобретает свойство саморегуляции, производя отбор индивидуумов, запрограммированных на упрощенный, механистический взгляд на мир... Индивидуум, прошедший отбор в условиях синдрома одной индустрии, вольно или невольно подчиняет свои интересы той единственной индустрии, которая правит этим социумом" [41. С. 90].

    С исчерпанием ресурса или нарастанием экономической нерентабельности индустрии такой социум разрушается быстрыми темпами, не оставляя себе никаких надежд на выживание. Индустриальная колонизация (особенно в условиях одной доминирующей индустрии) является системой самоуничтожения, так как она приводит к неразвитости социальной сферы и резкому снижению разнообразия - как в природе, так и в экономике. Переселенцы советского периода вынуждены были строить свою жизнь, рассчитывая лишь на единственный источник - минеральные ресурсы, и прежде всего золото. При введении новых экономических отношений в России оказалось, что вся система жизни на Чукотке запрограммирована на абсурд, однако в связи с инертностью метропольной идеологии никто и не подумал всерьез заняться анализом и разработкой новой политики, могущей противодействовать самоуничтожению системы.

    Перестройка в значительной степени оторвала Север от централизованных дотаций, от государственного капитала. Вся социально-экономическая структура общества оказалась неустойчивой, а беспрецедентные масштабы кризиса поставили Север на грань полного разрушения того особенного уклада, который здесь сложился за годы советской власти [28]. Деиндустриализация вызвала не только закрытие шахт, геологоразведочных партий, но и свертывание сельскохозяйственного производства, чему способствовало вышедшее в критический период положение о реорганизации колхозов и совхозов. Экономика России стала отторгать неумело "пришитый" к ней рыночный механизм методом саморазрушения [2]. Многие исследователи российского европейского и западносибирского Севера приходят к выводу, что Север стал географическим пространством без этнического содержания, которое может быть заполнено любой государственной формой и любым типом экономики [2, 8].

    Как противодействие разрушению системы начался интенсивный отток пришлого населения с Чукотки, принесший с собой первые признаки деколонизации. Процесс деколонизации в конечном итоге должен привести к созданию устойчивого социума и стабильной экономики, мало зависящей от федеральной политики. Хотя сейчас совершенно невозможно представить, как северная территория может оторваться от федеральных дотаций, тем не менее определенный уровень самостоятельности может быть достигнут уже в обозримом будущем.

    Основной метод деколонизации - увеличение разнообразия внутри региона (см. стратегию регионализма, изложенную в трудах ИКАРП [20]). Пути деколонизации слабо исследованы, однако все они предполагают осознанное внедрение разнообразия во все структурные и функциональные части социальной системы: развитие образования, науки, культуры, [97] появление экономических альтернатив, развитие всех форм хозяйствования и поддержка любых новых инициатив, рост духовности всех наций и народов, населяющих регион. Неустоявшийся, сырой социум одной индустрии должен смениться целым набором социокультурных систем, включающих в себя большое количество психологических типов сознания и жизнеобеспечения: от полностью замкнутых (натуральное традиционное хозяйство земледельческого, морзверобойного или оленеводческого типа) до абсолютно открытых (информационные и торговые посредники, выводящие экономическую и духовную жизнь за пределы территории на мировой уровень).

    В рамках проблемы деколонизации Чукотки вопрос национальной политики в области земельного законодательства видится несколько шире, чем просто проблема землеустройства. Увеличение разнообразия предполагает правовое закрепление всех форм землепользования [16, 26]. Наиболее устойчивой формой хозяйствования и организации жизни территории следует признать ту, что включает в себя самое высокое разнообразие элементов. Это, во-первых, подразумевает создание общин не только по национальному признаку [15, 17], но и в большинстве своем на межнациональной базе. Чем большее разнообразие национальных, психологических, возрастных типов будет включать в себя община, чем более разнообразной будет в ней жизнь, тем больше у нее шансов на выживание в суровых экономических условиях современности. Это же правило саморегуляции предлагается и классической социальной психологией для выживания малых коллективов. Далеко не новость, что Чукотка, как чрезвычайно малонаселенный регион, представляет собой комплекс большого количества малых коллективов. Именно эта особенность северных регионов не учитывалась до сих пор ни в одной северной федеральной политике.

    Первые этапы колонизации Чукотки показали нам некоторые существенные черты возможных здесь смешанных социумов: ориентация на природное разнообразие, бесконфликтное сосуществование нескольких типов хозяйствования в одном сообществе (традиционный оленеводческий, морзверобойный, земледельческий, охотопромысловый, горнодобывающий и т. п.), взаимовыгодные торговля и обмен на всех уровнях социальной структуры. При этом способен возникнуть уникальный психокультурный тип человека, живущего в многонациональном, многоязыковом и полифункциональном социально-экономическом пространстве, в котором ни одна из частей социума не стремится подавить или ослабить другую.

    Однако если обратиться к реальности, то мы заметим, что процесс вхождения переселенцев в жизнь коренной Чукотки был не столь идилличен. Если приезд одиночек или отдельных семей не столько разрушал, сколько обогащал имеющуюся социальную среду, то попытки вмешательства государственных структур, целых групп, организаций или сообществ часто несли с собой насилие и, как правило, потерю духовности обеими сторонами. Малоизвестная, но бурная история постепенной русификации Чукотки дала нам еще один важный урок: социально-экономические структуры нельзя конструировать сверху, навязывать их из центра и проводить в жизнь силовыми методами, используя государственно-правовой механизм, как бы хороши и полезны ни казались они правящему большинству. Собственно, тот же урок преподала нам и история земельного права на Аляске. [98]

    В этой связи весьма осторожно надо относиться к законодательным инициативам некоторых национальных лидеров, считающих, что решение всех проблем заключается просто в создании хорошего закона об общине коренных малочисленных народов Севера и территориях традиционного природопользования [16, 26]. Закон, административные структуры, инструкции - это искусственные духи, которые сидят на берегу и караулят лодку социума, пытаясь повернуть ее в нужном направлении. Опутанные юридическими условностями, многие коренные жители сейчас погружены в романтическую легенду политического Договора с федеральным правительством, аналогичного земельным соглашениям Канады и Аляски. Однако чрезмерное усердие достичь подписания этой бумаги может остановить движение нашей интеллигенции в потоке знания. Стоит лишь осознать, что никогда еще ни один закон, написанный на бумаге, не смог сделать то, что делает своими руками простой труженик, закидывая в море сеть или мастеря нарту. [99]

    Любая хорошая идея, насаждаемая массово в виде государственной инструкции, приводит к насилию и неожиданным последствиям. Любой режим, в том числе и режим единого государственного права, предполагает ограничение свобод, и не стоит об этом забывать. Кроме того, в какой форме и какими методами этот закон будет (или не будет) проводиться в жизнь, невозможно предугадать. Например, создание общины по национальному признаку может разжечь национальные страсти, так как в любом смешанном по национальному признаку сообществе это вызовет раздражение. Здесь полезно обратить внимание на опыт канадского Севера, где права получает каждый местный житель вне зависимости от своей этнической принадлежности.

    Рис. 46. В Чукотском и Корякском автономных округах и северных районах Якутии распространена порода чукотских оленей "харгин", которая отличается сильно развитым инстинктом стадности, меньшей подвижностью на пастбищах, приспособленностью к жизни в тундре с малым количеством лишайников [72]. Гон и отел у чукотских оленей наступает на 15-20 дней раньше, чем у других пород. Оленеводы тщательно следили за тем, чтобы олени мясной чукотской и транспортной тунгусской пород не скрещивались.

    Рисунок по фотографии из личного архива З. Омрыной.

    Нация, народ - это не генетическая предопределенность, а прежде всего культура, язык, самосознание и самоактуализация в традиционном культурном пространстве. Знакомство с другими культурами лишь помогает осознать свою самобытность и стимулирует человека реализовать свою этническую принадлежность в поведении, производстве, даже в политике. Нынешняя ситуация на Чукотке кажется крайне благоприятной для создания в этом регионе нового типа социума, основанного на равноправии всех своих частей. Для этого необходима в первую очередь определенная независимость от федеральных кредитов, ориентация на смешанную экономику, в большей своей части основанную на использовании возобновимых ресурсов. "Процесс колонизации завершается тогда, когда деколонизацией начинает заниматься сама колония" [41. С. 90].

    "Рано или поздно это смутное время кончится", - говорят себе люди, попавшие в хаос и безнадежность нынешнего бытия. Но на самом-то деле все только и начинается. Озаренная будущим, встает разграбленная и покинутая северная страна из обломков индустрии в снежную бурю суровой стихии. Но там, в глубине этой бури, неразличимый среди хаоса поблескивает поток гармонии пространства. Ослепленные катастрофами, мы не замечаем его, как не замечаем созидательного каркаса растущей духовной жизни.

    "- Да, она ожидает нас, эта смерть. Готова схватить нас в тот момент, когда мы покажем нашу слабость. Я боюсь такой смерти больше, чем любое страдание, которое нам с тобой придется пережить. И если мы в любом случае должны умереть, то давай умрем, сопротивляясь этому!

    Чиджигуак долго и пристально смотрела на свою подругу, зная, что то, что сказано, есть правда и что смерть обязательно придет, если не делать никаких попыток выжить. Она не была уверена, достаточно ли они сильны, чтобы пережить это суровое время, но страстность в голосе ее подруги заставила ее почувствовать себя немного лучше. И вместо того чтобы грустить от безнадежности, ибо сказать было нечего, она улыбнулась:

    - Я думаю, мы уже говорили об этом и будем говорить еще много раз. Но да... Давай умрем, сопротивляясь".

    Вельма Валлис. Две старые женщины. Аляскинская легенда о предательстве, мужестве и выживании [112. Р. 22].

     

    Загрузить
    всю книгу


    От автора | Введение | Аляска | Канада | Гренландия | Выводы | Чукотка | Литература
    Информация об авторе
    Hosted by uCoz